Жил да был в нашей округе паренёк один незатейливый. Васятко. Ни отца ни матери у него не было, поэтому жил он один в своей халупе. Жил по-хозяйски, с норовом – выйдет бывало на порог – и давай чесаться. И так он чесоткой своей всё село достал, что решили мужики Васятку убить. Ну решить-то, знамо, решили, а убивать-то кто будет?

– А пусчай Васятко сам себя убьёт, – прогундосил одноглазый вечно пьяный  Захар, – что мы, право дело, в палачи к нему нанимались?

   Но Захара тут же заткнули остальные мужики:

– Убивать так убивать, и неча тут волынду гнуть. Вот ты, Захар, и пойдёшь. Хучь какая-то польза с тебя будет.

– На сраное дело иду – чай не к тещё на блины, – смекнул Захар и отправился точить топор.

   Суровело. Рваные, словно дедовская борода облака заволакивали сероватое блюдце небушка. И гулкий ветер-пахарь начал свою суетливую дорогу через озимки. Захар, лютуя, хватил Васятку со всего маха обухом по лбу. Приухабился Васятко, закостенел, взором муторно-тягостным посмотрел на душегубца.

– Пусть умру я, дядько, а вшей-то всех не зарубишь, – просипел-простонал горемыка и предстал пред очи Божьи.

   Уж рудою ржаною подёрнулись поля. У приизбка суетится разноголосая босоногая детвора, а Захар сидит на завалинке, дёснами пожухлыми жуёт махорку, да всматривается. Зверем томным ловит детские взгляды ослепшим от горя глазом.

– Кабы да знал я... Кабы да знал я... – в скорби угрюмой невнятно повторяет беззубый рот.